Дуракам полработы не показывают
Тессе было 2 года, 2 месяца назад родился ее младший брат, и ее стойкий мир развалился на кусочки. Я катаю коляску с младенцем кругами по саду, и двухлетняя дочь несется за мной с воем “мамаааааа!” всячески нарушая и так некрепкий сон младшего брата. И я не ору “тихо!!!!”, не отправляю ее в свою комнату “подумать”, не шиплю в ненависти, я беру на руки и катаю коляску. В одной руке – коляска, на другой – 20 килограммовый ребенок. Мне тяжело и неудобно. Моя собственная мама внушает мне, что нужно как-то осадить и не позволять садиться себе на шею, а я несу и приговариваю “ты моя любимая единственная доченька, я всегда с тобой, я тебя люблю, ты моя хорошая”.
Ей 3 года, и годовалый брат мешает ее играм. “Пусть Данила уйдет! Пусть он уйдет!” вопит она, а я проговариваю “ты хочешь быть единственной. Ты хочешь, чтобы мама была только твоя”, и сажаю каждого на одно колено. “Я у вас одна, я не могу разорваться, я люблю вас обоих. Я не прогоню Данилу, потому что он мой сын. И я не прогоню тебя, потому что ты моя дочь. Вы оба мои дети, и я никого из вас не буду выгонять”. Мне тяжело с ними двоими, но я никого не готова отправить шипением в ссылку, я измотана и устала, но я не все равно не соглашаюсь.
Даниле два года, он борется теперь за свое единство, замахивается тяжелой машинкой в руке и хочет ударить. И я ловлю его руку и проговариваю в тысячный раз “ты сейчас очень злишься. Ты хочешь ударить Тессу так сильно, чтобы ее вообще не было. И меня хочешь ударить, потому что очень сердит на меня. Но я не позволю тебе ее бить. И не позволю тебе себя бить. И никому не позволю бить тебя”. Мне ужасно выматывающе, и внутри мечтается всыпать обоим по первое число, чтобы стало тихо и благопристойно. Но я решила, что у меня так не будет. И у меня так нет.
Очередной ходовой пост в сети снова поднял на поверхность упоительную отраду “всыпать ремнем” 6 летнему мальчику, который не послушал призыва не прыгать на диване. Какая-то часть меня понимает это внутреннее торжество, насадить авторитет, показать, кто тут главный, чтобы тихо и ни-ни.
Когда я в раннем возрасте моих детей читала теорию привязанности, я помню, как обидно мне было читать постулаты вроде “ребенок с крепкой привязанностью слушается родителя без усилий”. О боже, думала я, наверное я все неправильно делаю, вот моя трехлетка на полу в истерике, а я ее понимаю и терплю, вот мой двухлетка крушит все вокруг, и никто не слушает, и все это зря! Может быть нужно было всыпать по первое число, не подойти на очередное “мамааааа!”, наказать так, чтобы не пикнул!! Боже мой, как хотелось это сделать! Чтобы понял, раз и навсегда, кто тут главный.
И вот теперь им почти 7 и 9, и уже какое-то долгое время мне достаточно поднять бровь, чтобы они остановились, как в той самой теории привязанности. Удивительно, но факт – так оно и случилось. Тот фундамент доверия и уважения, к себе и к ним, который я по крошкам, по истерикам, по бесконечному терпению выстраивала – он теперь держит весь дом наших отношений. Сегодня мы ходили на день рождения подруги, сидели в пабе, дети попросились на улицу. “Мама, можно пойти на улицу?” Мне так удивительно, что они на все спрашивают разрешения, ведь я их ни разу ни наказывала, не лишала сладкого или мультиков, не забирала компьютеры, не запирала в комнате, не отказывалась обнять. Как будто потребность в моем согласии прописана у них где-то там, и оно прописалось само, без вбивания гвоздями “ты должен меня слушаться”. Почему они меня слушаются? Почему мне достаточно сказать “хорошо, только там на улице люди, вы должны играть так, чтобы не мешать никому” – и быть уверенной, не выходя следующий час на проверку, что именно так и будет?
Пять долгих лет я разбрасывала камни, пожиная регулярные сомнения и осуждения, ни разу не позволив им остаться в проклинающей обиде, ни разу не наказав ничем. Два простых принципа:
“Отношения прежде всего”
“Никто никогда не должен засыпать в обиде”
С какими бы трудностями мы не сталкивались, неубранная комната, драка, нарушенное обещание, не выполненное обязательство – отношения прежде всего. Вопрос себе – КАКИМИ станут наши отношения в результате? Сможем ли мы сохранить два столпа – доверие и уважение? Как их сохранить?
Я не святая, часто усталая мама с двумя работами и пятью часами сна. Я регулярно взрываюсь, гавкаю, и угрожаю. Мои дети прекрасно знают, что я не выполню свои угрозы, не выброшу “этот сраный айпад” в мусорку, не выброшу неубранные игрушки, не лишу их объятий перед сном. Не уйду спать, пока мы не проговорим, не проплачем, буду стучаться в их обиду, буду молчать и сидеть рядом, пока мы оба не остынем и не найдем слов, которые перейдут в объятия, которые перейдут в тепло там, под ребрами, в знание, что ты не один. Что я остыну, похожу по комнате, как взъяренный волк, и снова приду говорить, что они – мое сердце, и что мне больно, и что я знаю, что им больно, но мы семья, и мы справимся, потому что они добрые и хорошие, и я добрая и хорошая, ну просто вот так, так тоже бывает, бывает, что всем больно, но мы же здесь, друг для друга.
Когда строишь дом, фундамент – самое муторное и неблагодарное занятие. Так хочется уже развесить шторки и картинки, и купить винтажный шкафчик, а ты ждешь, пока подсохнет цемент. И у других уже красивые щитовые домики, и они уже декорируют, а ты все ждешь, в пустой коробке, пока подсохнет цемент. Привязанность – в ее самом глубоком смысле, чувство безопасной зависимости ребенка – это фундамент. Если уметь ждать, цемент высохнет, и тогда вдруг становится очень легко. И если поторопиться, и хрен с ним с фундаментом, сил нет терпеть, нужно, чтобы послушался беспрекословно в 2 года, и ведь если напугать или наказать, он сразу шелковый и удобный, и плюешь на фундамент, и красишь скорее, по сырому. А потом трещины. Мебель не встает в неровный угол. Плитка идет наискось.
Можно и на соплях, и пластырем заклеить воспаление, гаркнуть, заткнуть, и станет временно быстро и удобно. Можно всыпать ремня, когда прыгает на диване, и потом свалить на гены и манипуляции, когда всыпать уже нечего, а он тебя и не хочет, ни с ремнем, ни с пряником.
Путь в тысячу лье начинается с одного шага. Путь в тысячу лье состоит из тысячи шагов. Этот путь проходит родитель и ребенок, и на этом пути крепнут их ноги, и они научаются идти тысячу лье. И могут пройти еще сто раз по тысяче, сквозь школу, пубертат, подростковый период – они научились идти вместе, они доверяют друг другу. У них такой фундамент, которому ничего не страшно.
Мне хочется поддержать всех родителей, кто в сотый раз берет на ручки в год, кто в сотый раз терпеливо переносит истерику в два, кто в сотый раз справляется с “нет”, “не хочу”, ” ты плохая” в три и в четыре – все правильно. Кто отстаивает себя, кто отстаивает своих детей супротив всех благих пожеланий всыпать им по первое число, и не всыпает, кто снова и снова идет мириться после очередной ссоры, кто снова и снова прощает себя и ребенка после очередного срыва – а их будет немало, снова берет ответственность на себя, растет, решает, держится и оберегает, как зеницу ока эти два столпа в вас обоих – себе и ребенка – достоинство и уважение – оно все вернется. Эта тяжкая работа, эти инвестиции – они возвращаются.
Возвращаются легкостью, свободой, самостоятельностью, доверием. Тем, что ребенок прощает вам очередной срыв не от страха потерять вас, а от того, что у него есть фундамент прощать. Свободой, в которой вам больше не надо читать его телефон или проверять его дневник – он и так скажет, если что-то не так. Идти за дальней целью своих глубинных принципов всегда сложнее и неблагодарнее в короткой перспективе, и надежнее в дальней. Только так стоят небоскребы – на крепком фундаменте. И сейчас у нас такая работа – терпеливо выжидать, пока подсохнет цемент.
– Тесса, вот представь ситуацию. У бабушки тяжелая сумка, рядом много людей: женщина с ребенком, взрослый мужчина, несколько подростков, полицейский, тетенька в возрасте, молодой парень. Кто, по-твоему, должен ей помочь?
– Я.
Автор: Ольга Нечаева
